Имена великих советских летчиков известны миллионам людей. Рассказы о подвигах Кожедуба, Покрышкина, Коккинаки и других асов стали легендарными. Но далеко не все знают о существовании женского авиаполка, который сыграл огромную роль в победе над фашистской Германией. В нем служили только женщины — от командира до техника. Совсем молодые девушки, вчерашние школьницы и студентки, рисковали жизнью и выполняли опасные задания на простеньких самолетах По-2. За годы войны девушки сделали 24 тысячи боевых вылетов: бомбили немцев на Дону, в Ставрополье, на Кавказе, на Кубани, в Белоруссии, Польше, Восточной Пруссии. Об их удивительных подвигах решили рассказать две участницы тех событий — начальник штаба полка Ирина Ракобольская и командир звена Герой Советского Союза Наталья Кравцова (Меклин). Так появилась книга «Нас называли ночными ведьмами». «Лента.ру» с разрешения издательства «КоЛибри» публикует фрагменты из мемуаров этих великих женщин.
В годы Великой Отечественной войны был такой необыкновенный полк — 46-й гвардейский Таманский, дважды орденоносный полк ночных бомбардировщиков, летавший на самолетах По-2. В этом полку мужчин не было. От техника до командира полка — все только женщины. В основном девочки от 17 до 22 лет. Я не знаю, был ли во всей нашей авиации другой полк, летавший на По-2, который за три года боев сумел бы сделать 24 тысячи боевых вылетов… Полк, в котором 25 летчикам и штурманам было присвоено звание Героя Советского Союза и Героя России.
Полк, в котором одновременно с боевыми действиями непрерывно обучали и вводили в строй новых летчиков и штурманов, и в результате его состав удвоился, несмотря на потери.
Мне кажется, что такого полка больше не было. А уж женского — не было точно!
Летчики, которые в него пришли, были яркими личностями, с высоким мастерством пилотирования. Ведь чтобы женщина окончила летную школу или аэроклуб, она должна была обладать подлинной влюбленностью в небо, страстью к полетам.
А штурманами стали в основном студентки вузов — математики, физики, историки, уже проявившие способность к науке и пожертвовавшие ею, чтобы помочь Родине.
Они быстро освоили новую специальность и внесли в полк особую атмосферу: в краткие перерывы между боями проводились философские и тактические конференции, выпускались литературные журналы, писались стихи…
Штурманом полка и штурманами трех эскадрилий стали студентки мехмата МГУ, начальник штаба и начальник оперативного отдела — тоже студентки Московского университета. И всех нас объединяло стремление доказать, что девушки могут быть в бою не хуже мужчин…
Немецкие солдаты говорили, что летчиц на По-2 трудно сбить, потому что они «ночные ведьмы». Зато пехотинцы называли этот самолет старшиной фронта, а девушек, летавших на нем, — небесными созданиями.
Летчики других авиаполков ласково говорили «сестренки».
Полк прошел с боями от Донбасса, через Сальские степи и предгорья Кавказа, через Кубань и Крым с наступающими фронтами, Белоруссию и Польшу, дошел до Восточной Пруссии, Германии и окончил войну севернее Берлина.
В этой книге рассказывается о боевом пути полка, о наших боевых подругах, о ночных полетах, о том, как погибали, как горели над целью живыми… И о том, как побеждали, как из юных девочек вырастали Герои нашей страны. О том, как все это было.
В этом полку прошли всю войну десять студенток Московского государственного университета. Две погибли. Пяти было присвоено звание Героя Советского Союза…
Первая часть книги написана начальником штаба полка, профессором МГУ Ириной Ракобольской, вторая — Героем Советского Союза, летчиком Натальей Кравцовой (Меклин), членом Союза писателей России.
Авторы не ставили своей целью последовательно изложить всю историю полка и рассказать обо всех друзьях-однополчанах. Здесь приводятся лишь воспоминания о наиболее памятных нам событиях тех лет.
Ирина Ракобольская
***
(…) У нас весь состав полка был женский. Летчики уже имели опыт работы, инженеры, старшие техники и большинство механиков также, а штурманы и вооруженцы были из вновь обученных девушек, пришедших по призыву комсомола. Были созданы две авиаэскадрильи (АЭ). Всего полк состоял из 112 человек.
Наш учебный самолет создавался не для военных действий.
Деревянный биплан с двумя открытыми кабинами, расположенными одна за другой, и двойным управлением — для летчика и штурмана. (До войны на этих машинах летчики проходили обучение.) Без радиосвязи и бронеспинок, способных защитить экипаж от пуль, с маломощным мотором, который мог развивать максимальную скорость 120 км/час. На самолете не было бомбового отсека, бомбы привешивались в бомбодержатели прямо под плоскости самолета. Не было прицелов, мы создали их сами и назвали ППР (проще пареной репы). Количество бомбового груза менялось от 100 до 300 кг. В среднем мы брали 150–200 кг.
Однако с первых дней Отечественной войны По-2 начал приносить армии огромную пользу. На нем вывозили раненых, он служил для связи с партизанами в тылу противника, для разведки. Устойчивый в полете, легкий в управлении, наш По-2 не нуждался в специальных аэродромах и мог сесть на деревенской улице или на опушке леса.
Особенно успешным оказалось ночное бомбометание с этих маленьких машин по переднему краю противника. Конечно, днем воевать на нем было невозможно: он представлял собой отличную мишень, а вот ночью малая скорость позволяла поражать цели в ближнем тылу противника с точностью, недоступной для других самолетов того времени.
С наступлением темноты и до рассвета По-2 непрерывно висели над целью, сменяя друг друга, методично, через каждые две-три минуты сбрасывая бомбы на врага
Однако — всегда есть свое «однако» — ночью без радио, без защиты и прикрытия, при полной маскировке на земле надо было точно выйти на цель и поразить ее; без приводных прожекторов найти свой аэродром, где посадочная полоса обозначалась чаще всего фонарями, открытыми лишь с одной стороны. Летчики говорили: «Надо сесть по папироске командира полка».
Все эти трудности ночного самолетовождения, да еще в плохую погоду, мы почувствовали в марте, когда уже готовились к вылету на фронт. (…)
***
(…) Как-то девушки постирали в арыке свое немудреное бельишко и повесили сушить его под крылья самолетов — прямо на расчалки. В этот день в полк приезжал Вершинин и долго потом не мог простить нам такую инициативу: «Вы только подумайте, белье — на боевые машины».
Но зато, выступая на одном из партсобраний полка, сказал: «Вы самые красивые женщины в мире, потому что настоящая красота заключается не в накрашенных бровях и губах, а в том великом душевном порыве, с которым вы воюете за свободу нашей Родины». Еще он говорил о том, что не может без волнения смотреть, как тоненькие хрупкие девочки поднимают тяжелые деревья, маскируя машины, как вешают руками бомбы и ведут на цель самолеты.
Да, действительно, откуда только брались силы… Я помню, как во время полетов над нами проходили немецкие самолеты. Машина Марины Чечневой стояла на старте с подвешенными бомбами. Марина — невысокая щуплая девушка чуть моложе 20 лет, одна (!) утащила самолет на край площадки. Где взяла силы? Или Галя Докутович, вернувшаяся в полк после перелома позвоночника… Мог ли на все это спокойно смотреть сорокалетний генерал?
***
А водку нам выдавали каждое утро после полетов. Когда усталые летчики, промерзшие за долгие, особенно зимние ночи, после обстрела и прожекторов, едва волоча ноги, приходили в столовую на завтрак, полагались им «наркомовские 100 грамм». Надо было снять напряжение, помочь расслабиться.
Первые дни войны на фронте женскому полку давали вино, потом его не стало, пошли в ход водка, различные самогонки из винограда: чача, рака, карамурзянка (по фамилии начальника тыла фронта)
Некоторые девушки не могли заснуть после тяжелых полетов, тогда сливали для них водку из нескольких стаканов…
Я водку не пила. Во-первых, мою даже самую тяжелую работу никак нельзя было сравнить с тем, что испытывали экипажи: «каждый полет — как на расстрел». У меня такого стресса не было. А во-вторых, дала себе зарок после одного случая.
В самые первые дни войны на фронте я заболела малярией с высокой температурой. Полк улетел на новое место, а я осталась в медсанчасти. Штаб Воздушной армии прислал за мной связной самолет со штурманом армии Суворовым. Сели с ним вдвоем во вторую кабину, по дороге где-то была посадка, дали нам обед и «по 100 грамм». Суворов уговаривает меня: «Выпей, это самое лучшее лекарство от малярии, сразу будет хорошо». А я ее сроду не пила, в нашей семье мужчин не было, водки — тоже, а если оставалась от гостей, то я ею лицо протирала, очень полезно…
Ну, я взяла стакан и хлебнула из него, как воду… Что со мной было: я поперхнулась, из глаз потекли слезы, начался кашель… Как же хохотали мои мужчины, уж так были довольны!
А я сказала себе: никогда во всю войну не выпью больше водки, никогда. И не выпила
Об этом знала Бершанская и всегда помогала мне уйти от уговоров каких-либо гостей. Одно было нарушение: в декабре 1944 года, в мой день рождения, Дуся Бершанская, поздравляя меня, сказала, что у нее нет ничего другого и уж глоточек выпить можно, скоро победа, возьмет она грех на себя…
***
Не было мужчин в нашем полку.
Но однажды на Кубани армия прикомандировала к нам радиотехника. Была острая необходимость установить радиосвязь хотя бы с одним самолетом — разведчиком погоды, чтобы летчик мог сообщить в полк о метеообстановке над целью, о возможности начать полеты. Иначе надо было ждать его возвращения и упускать возможное время работы. Ведь все годы — одна основная цель: сделать больше вылетов. Фамилия техника была Куршин, не то женская, не то мужская, как у нашего техника — Корсун.
Невысокий скромный парень. Очень стеснялся наших активных девочек. В столовую ходил всегда один, после того как все 200 человек уже поели. И все бы ничего, да вот выдали ему на продскладе БАО женское белье (а тогда уже выдавали нам не только кальсоны)
И тут Куршин не стерпел. Заявил командиру, что все равно радиосвязь установить он не сможет, слишком трудно на нашем самолете, поэтому просит откомандировать его обратно! Так и сделали… (…)
***
(…) Восточная Пруссия поразила нас благоустроенностью жилья, хуторами, где в домах стояла полированная мебель и никогда невиданные нами холодильники. Как правило, над двуспальной кроватью висела стандартная литография Богоматери с младенцем.
Стада черно-белых недоенных коров умирали на холмах, а около дворца Геринга все еще стоял вооруженный караул… А внутри — ковры, хрусталь и зеркала. На некоторых вещах я сама видела этикетки: «Сделано в СССР»… После белорусских и польских деревень, когда в хату надо было проходить через овечий или коровий хлев, все, что мы видели в Пруссии, потрясало нас.
С мирными жителями Германии мы встретились только в районе Данцига. В наших душах уже не было ненависти. Мы подкармливали голодных людей и не боялись выстрелов из-за угла.
Весной столкнулись еще с одной проблемой. От нас требовали полетов, наземникам нужна была активная поддержка, а мы не могли взлететь: почву развезло от дождей, колеса самолетов увязали в грязи, машины с бензином и бомбами не могли подойти к взлетной полосе… И тогда Бершанская предложила БАО построить деревянную полосу. Были разобраны сараи и заборы и положен первый деревянный настил метров 30 шириной и порядка 200 метров длиной. А впоследствии строили площадки и длиннее. Полеты проводились так: стоит в грязи самолет, потом слышна команда «раз-два, взяли» — и машину вытаскивают на доски. Потом идут девушки с ведрами и заливают в баки бензин, тащат на руках бомбы, подвешивают. Потом, перекрестясь, техники держат самолет за плоскости, чтобы мотор набрал больше оборотов на месте и меньше был взлетный пробег, затем команда «отпускай», техники разбегаются — и машина «как ведьма на помеле» взмывает в воздух. У всех отлегло от сердца…
После посадки она снова скатывалась на поле, ее вытаскивали на полосу, и начиналось все сначала. Адская была работа! Правда, молодых летчиков мы не пускали, и в основном летали все наши сильные, старые кадровые экипажи.
С таких деревянных полос полк совершил более трех с половиной тысяч вылетов. Первую полосу построили около Грауденца в Восточной Пруссии, строили их и дальше, вплоть до Данцига. Всю весну. В мирное время в это трудно поверить.
После Восточной Пруссии к нам в полк впервые приехал командующий фронтом маршал К.К. Рокоссовский. В феврале еще девяти нашим девушкам было присвоено звание Героев Советского Союза. И вот 8 марта, в женский день, Рокоссовский приехал, чтобы вручить звезды Героев и другие ордена. Ну и наверное, интересно было ему посмотреть на такое необычное явление, как авиаполк девчонок.
Я помню, как была потрясена, когда вошла в комнату, где находилось не менее десяти генералов (командующий приехал со своими заместителями и, конечно, с Вершининым), чтобы доложить Бершанской, что в зале все готово.
Я вошла — Рокоссовский встал, и за ним встали все остальные командиры. «Товарищ маршал, разрешите обратиться к командиру полка», — доложила, стою, и все стоят… Рокоссовский предлагает мне сесть, и все садятся тоже… До меня не сразу дошло: ведь это он встал передо мной как перед женщиной!
То же повторилось, когда прибежала дежурная по части, кажется, это была Жигуленко. Так мы еще женщины! И мужчины, даже если это маршал и генералы, встают, когда мы входим! Со мной такое случилось впервые за годы войны, мы так привыкли вытягиваться в струнку перед высшим командованием. Может быть, читателям не очень понятно мое изумление, но, наверное, его хорошо поймут те, кто служил в армии, особенно в годы войны.
Выступая перед полком, Рокоссовский сказал:
Слыхал я легенды о вашем полку, еще когда командовал Первым Белорусским фронтом. Мне это казалось сказкой. Теперь вижу, что это быль. Я вижу женский авиационный полк. Говорят, что вы не хотите принимать к себе в полк мужчин. Это хорошо, вы и сами дойдете до Берлина
Да, мы дошли до Берлина, вернее, до Нойбранденбурга, расположенного немного севернее. Впереди было еще два месяца боев…